Международные гуманитарные связи

материалы студенческих научных конференций

Американская публичная дипломатия в зеркале культурно-антропологических и социологических концепций

Аннотация. Статья посвящена рассмотрению феномена публичной дипломатии США в свете социологических и культурно-антропологических концепций. Особое внимание автор уделяет трём ключевым теоретическим подходам: культурному империализму, американизации и взаимному культурному обмену.

Ключевые слова: публичная дипломатия, США, культурный империализм, американизация, взаимный культурный обмен.

Abstract. The article is devoted to the phenomenon of public diplomacy of the USA in the light of sociological and anthropological concepts, such as cultural imperialism, Americanization and cultural transfer. Thus the author pays special attention to the fundamental trends in the study of both American public diplomacy and American foreign cultural policy.

Keywords: public diplomacy, USA, cultural imperialism, Americanization, cultural transfer.

Во второй половине прошлого столетия феномен публичной дипломатии приобрёл сравнительно широкую популярность в академических кругах западного мира, перестав быть объектом изучения исключительно со стороны специалистов-историков [6, с. 2]. С этого времени к исследованию проблем публичной дипломатии активно подключаются представители таких областей научного знания, как то: культурология, антропология и социология — и все они устремляют свой взор на США, внешняя политика которых в области языка, культуры и образования объективно была и остаётся одной из наиболее эффективных в мире.

Справедливости ради следует отметить, что в контексте внешнеполитического механизма США публичная дипломатия — это не просто один из компонентов американской внешней политики. Для исследователей в области социальной антропологии, международных отношений в гуманитарной сфере, культурологии и т. п. публичная дипломатия — это, прежде всего, определённый продукт культуры, который конкретным образом воспринимается зарубежной аудиторией [1, c. 17].

Тем не менее, специалисты, занимающиеся разработкой проблем внешней политики США в области культуры, указывают на иной предмет исследования в интересующей нас области — а именно, на степень воздействия инструментов публичной дипломатии на ту или иную зарубежную аудиторию [8, с. 32]. В этой связи представители указанных областей знания вынуждены использовать концептуальную базу, серьёзным образом отличающуюся от политологического, исторического или коммуникационного подходов. Зарубежное государство и общество, отдельные их представители, а не правительство США и внешняя политика Вашингтона, являются здесь основным объектом изучения. Как правило, исследователи ставят следующие вопросы: Как меняется общество, в которое проникают элементы американской массовой культуры? Как обозначить степень и масштабы культурного влияния США в мире? Можно ли считать доминирование американской культуры в современном мире примером культурного империализма? Каким образом и в какой мере американизация воздействует на основные стороны жизни зарубежного общества? Происходит ли взаимный обмен между культурой США и культурой зарубежного общества на фоне расширяющихся процессов глобализации?

Исходя из поставленных вопросов, исследователи сформулировали три ключевых концепции, которые в полном смысле можно назвать фундаментом для понимания публичной дипломатии США. Первая и наиболее популярная концепция — это концепция о культурном империализме. Вторая, завоевавшая признание после окончания «холодной войны», — это концепция неуклонной американизации широких общественных слоев зарубежных государств. Третья — концепция о взаимном культурном обмене [4].

Клуб путешествии in russia today авторские клуб авторских путешествий. Хомут стяжка металлическая кабельные стяжки.

Концепция культурного империализма

Само понятие «культурный империализм» сформировалось ещё в XIX столетии благодаря британской политике колониализма. Однако на тот момент термин носил вполне положительную коннотацию. Так продолжалось вплоть до окончания Первой мировой войны, когда на волне растущей критики империализма в целом (В. И. Ленин и В. Вильсон) «культурный империализм» приобрел ярко выраженное отрицательное значение, которое в итоге и закрепилось за ним в науке [14]. На сегодняшний день классическая интерпретация понятия звучит как «использование политической и экономической мощи для распространения культурных ценностей одного государства в другом» [8, с. 33]. Такие понятия, как «давление», «контроль или «исчезновение традиционных ценностей» являются сопутствующими в дискуссиях о культурном империализме США [7].

Приблизительно в 60-е гг. XX века концепция культурного империализма основательно укоренилась в академических кругах, и, как следствие, сложилось несколько направлений дискуссий, которые можно условно объединить в две группы [7, c. 42]. Первая группа исследователей — это марксисты, ревизионисты, а также апологеты теории взаимозависимости. Они защищают классическую трактовку термина, указанную выше, тогда как представители второй группы — прежде всего, культурологи, антропологи и глобалисты — хотя и используют дискурс о культурном империализме, тем не менее, ставят вопрос о том, насколько правомерно использование данного термина в современных условиях применительно к исследованиям о публичной дипломатии США.

Таким образом, именно ревизионисты и их последователи (критики консенсусной теории исторического развития США, марксисты и сторонники теории взаимозависимости) продвигают классическую трактовку термина «культурный империализм» в своих изысканиях по внешней культурной политике США. Взгляды этой группы исследователей берут свое начало в 60-х годах прошлого века. Благодаря серии нашумевших статей о роли ЦРУ в формировании лояльной интеллигенции и студенчества в странах Западной Европы, а также растущей критике внешнеполитического курса США в мире со стороны «новых левых» термин «культурный империализм» закрепляется в научной литературе и публицистике как обвинение против американского истеблишмента в развязывании «холодной войны» и использовании культуры в качестве инструмента империализма [8, c. 34]. Кристофер Лэш, пожалуй, является наиболее ярким представителем данной волны и использует этот термин для оценки вмешательства США в культурную сферу других государств, утверждая, что экспансия обусловлена совсем не необходимостью защищать демократические интересы, а напротив, защита демократии является прикрытием для реализации политических целей американской военной машины [7].

Другими последователями данной трактовки стали политэкономисты и марксисты. Исследуя присутствие США в странах третьего мира, такие исследователи, как М. Карной, Р. Арнов и Э. Берман, утверждали, что США целенаправленно используют программы в сфере образования и культуры для осуществления контроля над обществами зарубежных государств в целях продвижения экономических интересов [7, c. 44]. Эти авторы указывали, что США целенаправленно реформировали университеты в странах третьего мира по американскому образцу и создавали профессиональную элиту, политически и интеллектуально ориентированную на Америку.

Среди подобных работ стоит особо отметить статьи британского исследователя М. Карноя, который изучал распространение образовательных моделей Запада в странах третьего мира. Одним из первых он начал утверждать, что политика стран Запада в области образования направлена на воспроизводство определенных общественных, экономических и политических структур и является продолжением колониальной политики, которую Карной называет неоколониализмом в системе образования [9].

Ещё одной значимой вехой в эволюции культурного империализма как метода инфильтрации идеологии США в другие страны можно назвать научные и публицистические работы известного американского лингвиста и политического мыслителя Н. Хомски, во многом созвучные трудам указанных выше исследователей. По мнению Н. Хомски, именно «система образования есть механизм для реализации имперских амбиций США во внешней политике» [11].

Вторая группа исследователей культурного империализма — это т. н. учёные «новой волны». Они изучают многоликие процессы глобализации, межкультурной коммуникации, медиа-политику и культурологию. После завершения «холодной войны» под влиянием новой политической обстановки в мире, в которой либеральные идеи США, как казалось тогда, начали триумфальное шествие по миру, традиционное понимание культурного империализма оказалось под вопросом. Академическое сообщество довольно быстро отвернулось от изучения роли правительств в реализации внешней культурной политики. Вместо этого оно сфокусировало своё внимание на изучении феномена массовой культуры (преимущественно американской) в условиях глобализации, что, в свою очередь, способствовало закреплению идеи о том, что распространение тех или иных культурных ценностей нельзя считать империализмом или экспансией государства — это есть объективный процесс экономической интеграции [8, c. 36]. В итоге на некоторое время тезис о «культурном империализме» канул в небытие. Однако уже в 2003 г., когда США вторглись в Ирак, дискуссии о культурном империализме снова вернулись в науку.

Сегодня представители этого направления широко занимаются разработкой проблематики культурного империализма в своих исследованиях, однако предлагают новые и нетрадиционные подходы к разрешению данной проблемы. В этой группе можно выделить две основные точки зрения на концепцию о культурном империализме США [14]. Одни исследователи заявляют, что зарубежные государства и общества никогда не были пассивными получателями американских программ в области образования, массовой культуры и пропаганды [24]. Наоборот, различные государства сопротивлялись влиянию США [14]. Так поступали Франция и Германия в период «холодной войны», а в настоящий момент — Китай и Южная Корея [3]. Сторонники данной точки зрения убеждены, что концепция культурного империализма может существовать только в виде «мертвой» концепции (cultural imperialism is dead), поскольку политики культурного империализма не существует [14]. Этот тезис звучит в исследованиях, которые описывают негативную реакцию зарубежного общества на проникновение американской продукции и культуры. Например, исследования Н. А. Цветковой доказывают, что США не сумели осуществить политику культурного империализма в университетах ФРГ в период «холодной войны» в виде изменения структуры вузов, учебного плана, переобучения студентов и профессуры по американской модели [24]. Немецкая модель университетского образования подлежала тотальному реформированию. Однако мощнейшее сопротивление со стороны местной профессуры консервативных взглядов стало могильщиком американских преобразований. Уже в середине 1970-х гг. правительство США признало, что политика внедрения американской модели университетского образования полностью провалилась [22; 24]. США не удалось заменить немецкие традиции американскими ценностями, что и являлось политикой культурного империализма.

Теперь вместо традиционного культурного империализма исследователи предлагают нам использовать теорию отклика или реакции (response theory) и перемещают вопрос о культурной экспансии в плоскость изучения вопросов о методах «сопротивления» местных сообществ, о судьбе периферийных культур и коренного населения, оказавшегося под влиянием зарубежной культуры [8, c. 37]. Большая часть подобных исследований протекают в рамках концептуального поля постмодернизма и выдвигают тезис о важности изучения маргинальных культур в процессах взаимоотношений между центром и периферией. Сторонники этого подхода утверждают, что местное население никогда не было пассивным потребителем американских идей, а напротив, всегда упорно сопротивлялось проникновению символов американской культуры в собственные культуры. Одно из последних исследований по данной теме, изучающее влияние американской музыки на китайскую молодёжь, характеризует концепцию культурного империализма как маргинальную в науке и отвергает наличие имперских признаков в распространении американской культуры в силу процессов глобализации и отторжения американской культуры частью китайского населения [20, p. 127].

Более того, и в современной исторической науке обозначилась тенденция к переосмыслению тех событий прошлого, которые ранее могли оцениваться как проявления культурного империализма. Так, если в прежние времена религиозная миссионерская или филантропическая деятельность западных стран (США или Великобритании) рассматривались исключительно с точки зрения культурного империализма, то сегодня некоторые учёные предлагают полностью снять с повестки дня дискурс об империализме в отношении деятельности религиозных миссионеров и американских филантропов в зарубежных странах, хотя он и доминировал в научной и публицистической литературе на протяжении последних двух десятилетий.

Однако исследований, которые были бы направлены на полное реанимирование традиционной концепции культурного империализма, на сегодняшний день подавляющее большинство [12]. Это второе направление исследований настойчиво указывает на необходимость воскресить в научном обороте концепцию культурного империализма (cultural imperialism is revisited) в том виде, в каком она существовала изначально [8, c. 38], поскольку, даже несмотря на усиление глобализационных процессов, практика культурного империализма никуда не исчезла. Она по-прежнему существует в виде трансляции западных ценностей в развивающиеся страны. Отсюда вывод: если подобная политика доказуема, то и концепция культурного империализма непременно должна вернуться в научный дискурс.

Исследования, развивающие этот тезис, оперируют широким спектром примеров империалистической политики, как то: укрепление позиций англофонии в современном мире, использование Голливудом более дешевых зарубежных ресурсов для создания собственной кинопродукции или же пресловутая макдональдизация мира. Среди исследователей данного направления наиболее злободневной темой для дискуссии является вопрос об информационной политике США, а точнее — о медийном империализме [5].

Данный дискурс впервые обнаружил себя в 70-х гг. прошлого века в работах Г. Шиллера [21]. Однако сегодня нам известны не только работы, которые указывают на успехи американского медийного империализма, но и на тот факт, что такая политика может быть остановлена политикой в данной сфере другого государства. Например, многие исследования говорят о том, что политика Южной Кореи по распространению своей музыкальной продукции в АТР постепенно вытесняет американскую музыкальную поп-культуру с рынков КНР, Филиппин, Японии и т. д. [3] Происходит процесс т. н. контримпериализма в области культуры (counter-cultural imperialism) [12].

Концепция американизации

Термин «американизация» в своём наиболее классическом прочтении обозначает процесс социокультурной адаптации к стандартам американского образа жизни [2]. Впервые это понятие появилось в литературе ещё в начале XX столетия, когда британский журналист Т. Стэд опубликовал свою знаменитую книгу под названием «The Americanization of the World» [7], в которой он заявил, что ввиду усиления экономической, политической и военной мощи США американизация неизбежно захлестнёт все страны мира.

Сегодня эта концепция используется преимущественно европейскими исследователями, занимающимися изучением внешней политики США в отношении государств Западной Европы. Многие из них, особенно антропологи и историки новой волны, предлагают раз и навсегда отойти от концепции культурного империализма как от чего-то, совершенно не отражающего реалии изменившейся парадигмы международной среды [16]. Так, первый заметный отход от рассуждений о культурном империализме начался на рубеже тысячелетий, в рамках новой научной дискуссии о социальной, культурной или идеологической «холодной войне» (cultural cold war) [8, c. 39].

Данное направление сместило предмет изучения истории «холодной войны» с макроистории о взаимоотношениях государств и правительств на микроисторию о судьбе отдельного человека, который оказался в эпицентре культурного противоборства [16]. Однако несмотря на продолжительность дискуссий об американизации, учёное сообщество до сих пор не выработало сколько-нибудь точных методик измерения американизации той или иной европейской страны. Как доказать, что Германия, например, была больше американизирована, чем Швеция? И правомерно ли ставить вопрос об американизации Европы, тогда как многие страны (например, Франция) осуществляли политику сдерживания распространения американских ценностей?

Более того, сторонники данной концепции не решили до сих пор вопрос о том, как разграничить смежные во многом процессы американизации, глобализации и проявления политики культурного империализма. Любопытно, что вопрос о степени американизации, несмотря на его слабую методологическую разработанность, является наиболее популярным среди исследователей. Однако на сегодняшний день учёные выделяют всего две «степени» американизации: полную и частичную — отсюда и два направления в дискуссии об американизации Европы. Пока одни исследователи последовательно защищают тезис о полной американизации Европы, другие в свою очередь утверждают, что процесс американизации был частичным и необходимо ставить вопрос о европеизации прибывающих из-за океана американских идей, культуры и идеологии [16].

Значительный исследовательский интерес представляют работы первой группы, утверждающей, что американизация в Западной Европе носила исключительно однонаправленный характер. Деятельность правительства США и распространение массовой культуры для зарубежной аудитории оцениваются здесь как попытка Вашингтона сформировать консенсус среди европейской политической, экономической, научной и академической элиты. Среди успехов политики США на данном направлении можно отметить следующее [8, c. 41]:

Вашингтон сумел мобилизовать и воссоздать лояльную в отношении США политическую элиту почти во всех странах Европы;

В большинстве стран Европы был внедрён американский стиль управления и ведения бизнеса на всех значимых производствах;

Тысячи европейских бизнесменов и управленцев получили образование в США;

Была реформирована система высшего образования посредством внедрения новых факультетов, дисциплин и учебников;

Вашингтон умело вовлёк в сферу своего политического влияния европейских интеллектуалов и молодежь посредством создания научных журналов и распространения массовой культуры.

Вторая группа исследователей, напротив, полагает, что нельзя расценивать процесс американизации как одностороннее движение. Необходимо учитывать такие факторы, как различная степень восприимчивости разных социальных групп к культуре и идеалам американского общества, а также наличие процесса определённой «европеизации» американского влияния. Американизация европейской культуры на протяжении второй половины XX века всякий раз встречала неоднородный отклик со стороны «принимающей нации». Как правило, молодые люди всегда проявляли больший энтузиазм, потребляя продукцию массовой культуры США, тогда как высшие слои общества и более образованное население ощущали угрозу по отношению к собственной культуре и поэтому относились отрицательно к влиянию США [24]. Вместе с тем объективно положительные черты американизации, такие как технологии или корпоративная культура, полностью приветствовалась европейцами, а символы массовой культуры отрицались. Например, французский исследователь Р. Куисель утверждает, что американизация во Франции полностью не произошла, т. к. американские идеи были «офранцужены» [16]. Его позиция во многом совпадают с мнением шведских американистов, которые доказывают, что происходили скорее процессы не американизации, а инкорпорации определенных элементов политической культуры США в национальную сферу [8, c. 42]. Немецкие учёные утверждают, что политика переобучения и явный американский культурный империализм в Германии после Второй мировой войны не затрагивали представителей немецкой элиты из-за расхождений между немцами и американцами в понимании культуры как таковой [24]: немцы, как и французы, осознавали величие своей национальной культуры и верили в её превосходство над американской, и поэтому Германия и Франция не являлись жертвами культурного влияния США. «Пользоваться предметами и идеями культуры США — отнюдь не означает находиться под влиянием американской идеологии или политики», — заключает известный немецкий исследователь Дж. Гиеноу-Хехт [15].

Однако обе группы исследователей едины в одном: американизация — либо в виде некого культурного империализма, либо же как проявление диалога европейской и американской культур — имела место быть после Второй мировой войны в странах Западной Европы, и правительство США сознательно использовало контакты в области образования и культуры в т. ч. и для поддержания демократических идей в Европе.

Концепция взаимного культурного обмена

В середине 90-х гг. XX века появились исследования, которые утверждали, что концепции культурного империализма и американизации должны быть заменены теорией взаимного культурного обмена, ибо сами процессы глобализации наряду с развитием ИКТ создают предпосылки для планомерной ликвидации многих местных традиций, языков и культур [8, с. 42]. В зарубежной литературе эта концепция была обозначена термином cultural transfer, а в отечественные работы вошла под именем «диалога культур» или же «взаимного культурного обмена». Дословно её можно было бы определить как процесс взаимной передачи культуры между странами.

По мнению американского политолога Р. Пэллса, американской исследовательницы Ю. Поигер и голландского историка Р. Круса, термины «американизация» и «культурный империализм» давно надлежит заменить понятием «перенос культуры» (cultural transmission) и таким образом снять с Америки обвинение в последовательной экспансии её идеологии через правительственные программы. А причины распространения американских ценностей необходимо искать в самом феномене глобализации [18; 19]. Многие историки вслед за Пэллсом и Поигер стали утверждать, что американизация есть не более чем глобализация стиля жизни, потребления, музыки, образования и т. д., и процесс передачи культуры находится за пределами власти государств и их ведомств внешних сношений. Политологи, рассматривая процесс распространения западного образования в развитых странах (при котором формируется единообразный учебный план и система промежуточной аттестации), также именуют его cultural transfer [7; 9;10].

Сегодня данная концепция используется, прежде всего, в исследованиях, касающихся вопросов передачи культуры с двух позиций: с позиции того, кто транслирует свои культурные ценности (transmitter), и с позиции того, кто эти ценности получает (receivers). В таких работах «культурный империализм» или «американизация» стали трактоваться как объективное распространение символов цивилизованного мира, общества потребления наряду с процессом утраты традиционных культурных ценностей, а не как культурная экспансия США [17; 25]. «Глобальный технологический и экономический прогресс уменьшают значение традиционных культур, и поэтому слово „империализм“ должно быть опущено, а вместо него необходимо использовать термин „глобальное изменение культуры“», — пишет в своей книге Дж. Томлинсон [23]. С его точкой зрения о том, что необходимо избавиться от дискурса культурного империализма, солидаризуется в своей последней работе и упоминавшийся уже нами французский историк Р. Куисель. По его мнению, культурный империализм требует от историка согласия, что общество является пассивным в восприятии американских ценностей, т. е. не сопротивляется внешнему давлению, а понимание термина «американизация» подводит историка к мысли о том, что американизация — это часть феномена глобализации [16].

Однако в начале и середине 2000-х гг. и эта концепция была опровергнута многими исследованиями. Например, японский историк М. Танака в своей книге отчётливо показал отсутствие «взаимности» в перемещении культурных ценностей. Изучая образовательную политику США в Японии и Германии после окончания Второй мировой войны, М. Танака выделил четыре модели во взаимном культурном обороте: авторитарный импорт культуры, либеральный импорт культуры и, соответственно, авторитарный экспорт и либеральный импорт культуры [3]. В этих моделях не существует свободы выбора или равных партнерских связей: тот, кто импортирует свои ценности в другие страны, оказывает давление на того, кто принимает эти ценности. Исследуя процесс передачи американской модели образования в Германии и Японии, автор утверждает, что в Японии США вели себя как авторитарный импортёр своей культуры, а в Германии — как либеральный импортёр, предоставляя немцам некоторую свободу в выборе тех или иных американских реформ в системе образования [3].

Подводя итог развитию теоретических представлений об указанных выше концепциях в области социологии и культурной антропологии, нельзя не обратить внимания, что их трактовки нередко трансформировались на фоне динамично развивающихся процессов транснациональной среды мировой политики:

Всплеск критики в адрес внешнеполитической линии США в период Вьетнамской войны способствовал распространению идеи об агрессивном характере культурной экспансии США, что привело к популярности концепции о культурном империализме;

Затем крушение биполярной системы обусловило появление тезиса об американизации мирового пространства;

И, наконец, интеграционные процессы в мире инициировали зарождение концепции о взаимном обмене культур.

Список источников и литературы:

1. Барышников Д. Н. Публичная дипломатия и многостороннее сотрудничество в ООН // ПОЛИТЭКС. 2013. Том 9. №2.

2. Долинский А. В. Эволюция теоретических оснований публичной дипломатии. // Вестник МГИМО-Университета, 2011. №2.

3. Козлов Л. Е. Применение культурных инструментов в современной внешнеполитической практике. // Вестник Челябинского государственного университета. Челябинск, 2012. №12.

4. Кубышкин А. И., Цветкова Н. А. Публичная дипломатия США: учебное пособие для вузов. М.: Аспект-пресс, 2013.

5. Филимонов Г. Ю. «Мягкая сила» культурной дипломатии США. М.: РУДН, 2010.

6. Филимонов Г. Ю. Роль «мягкой силы» во внешней политике США. Автореф. дисс. на соискание уч. ст. доктора полит. наук. М., 2013.

7. Цветкова Н. А. Cultural imperialism: международная образовательная политика в годы «холодной войны». СПб.: Изд-во СПбГУ, 2007. С. 41–47.

8. Цветкова Н. А. Публичная дипломатия как инструмент идеологической и политической экспансии США, 1914 –2014 гг. Диссертация на соискание уч. ст. доктора ист. наук. СПб., 2015.

9. Carnoy M. Education and Social Transition in the Third World. Princeton: Princeton University Press, 1990.

10. Chay J. Culture and International Relations. N.Y.: Praeger, 1990.

11. Chomsky N. The Cold War and University. N.Y.: New Press, cop., 1997.

12. Dal Yong Jin. Reinterpretation of Cultural Imperialism: Emerging Domestic Market VS Continuing US Dominance // Media, Culture & Society. Vol. 29, No 5, September 2007. P. 753–771.

13. Droste H. Diplomacy as a Means of Cultural Transfer in Early Modern Times // Scandinavian Journal of History. Vol. 31, No 2, June 2006. P. 144–150.

14. Galeota J. Cultural Imperialism: An American Tradition // Humanist. Vol. 64, No 3, May 2004. P. 22–46.

15. Gienow-Hecht J. C. E. Art is Democracy And Democracy is Art: Culture, Propaganda, and The Neue Zeitung in Germany, 1944–1947 // Diplomatic History. Vol. 23, No 1, Winter 1999. P. 21–44.

16. Kuisel R. Seducing the French: The Dilemma of Americanization. Berkeley: University of California Press, 1993.

17. Kuklick B. The Future of Cultural Imperialism // Diplomatic History. Vol. 24, No 3, 2000. P. 503–508.

18. Pells R. Not Like US: How Europeans Have Loved, Hated, and Transformed American Culture since World War II. N.Y.: Basic Books, cop. 1997.

19. Poiger U. G. Jazz, Rock, and Rebels: Cold War Politics and American Culture in Divided Germany. Berkeley, CA: UCP, 2000.

20. Rupke H. N., Gtant B. «Country Roads» to Globalization: Sociological Models for Understanding American Popular Music in China // Journal of Popular Culture. Vol. 42, No 1, February 2009.

21. Schiller H. Communication and Cultural Dominance. N.Y.: International Arts and Sciences Press, 1976.

22. Scott-Smith G. (Ed.) The Cultural Cold War in Western Europe, 1945–1967. L.: Frank Cass, 2003.

23. Tomlinson J. Cultural Imperialism: A Critical Introduction. Baltimore, MD: John Hopkins University Press, 1991.

24. Tsvetkova N. Failure of American and Soviet Cultural Imperialism in German Universities, 1945–1990. Leiden, Netherlands: Brill, 2013.

25. Van Ham P. Power, Public Diplomacy and the Pax Americana // Melissen J. (ed.). The New Public Diplomacy: Soft Power in International Relations. N.Y.: Palgrave Macmillan, 2007. P. 47–66.

Внешняя культурная политика, Исследование международных гуманитарных связей